Сюжет о доме престарелых, превращенном недобросовестным персоналом в мини-концлагерь, на днях волной прокатился сначала по блогам, а потом по местным и федеральным СМИ.

После того как волонтеры выложили фотографии грязных аварийных помещений и больных неухоженных стариков, общественность пришла в шок.

И за три дня добилась впечатляющих результатов — в интернате уже побывала комиссия, директор уволен, ведутся дальнейшие проверки. Не исключено, что в отношении сотрудников, подозреваемых в мучительной смерти нескольких подопечных, будет возбуждено уголовное дело.

Девочки-волонтеры и многочисленные сочувствующие празднуют победу — условия содержания бабушек и дедушек улучшаются прямо на глазах.

Теперь желающих контролировать ситуацию в интернате поселка Ямм гораздо больше, нежели может вместить это учреждение. Среди активистов и политические партии, и общественные движения, и частные лица, готовые помогать деньгами и дарить душевное тепло.

Прекрасно, конечно, что старикам станет легче жить. Но у меня вызывает некоторое недоумение то искреннее и горячее удивление, с которым люди встретили информацию об очередной жестокости и равнодушии тех, кого профессия обязывает к любви и милосердию. Интернет пестрил возмущенными заголовками.

Каждый второй блоггер сообщал, что сидит и плачет от бессилия над несчастными брошенными пенсионерами, многие требовали смертной казни для виновников кошмара — и все это с такими яркими и свежими эмоциями, будто впервые. Будто никто даже и не подозревал, что в нашей идеальной стране может произойти нечто подобное.

Ситуация из месяца в месяц и из года в год повторяется с определенной периодичностью: каждый раз, когда кто-то из журналистов или обыватель, выходящий за рамки маршрута дом - работа, информирует, что происходит вокруг.

В 2007 рыдали и рвали волосы на голове, выяснив, что в известном монастыре работники регулярно собирают в мешки кошек и котят, после чего-либо топят, либо бросают на помойку медленно умирать.

В начале 2009 оплакивали двух скончавшихся от голода малышек из Нижегородской области. До того были бурные обсуждения физических истязаний в приютах и детских домах, петиции в защиту уничтожаемых бельков и прочее, и прочее, и прочее.

Возмущенное население так называемой блогосферы взрывается всегда постфактум, и степень удивления масс неизменно высока. В свободное же от негодования по поводу очередного преступления время люди упоенно обсуждают... нет, не возможности предотвращения следующих жестокостей и не методы помощи беззащитным, а почему-то историю.

Интерес к историческим процессам последних десятилетий, начиная примерно с Первой мировой, становится, на мой взгляд, уже нездоровым.

“Народ, который не знает и не помнит своего прошлого, не имеет будущего” - эту расхожую фразу повторяли нам и в школе, и в институте, и, видимо, многие восприняли ее буквально и однозначно.

На волне популярности тематики Великой Отечественной войны люди часами обсуждают на форумах, кто должен отвечать за расформирование в 1937 году механизированных корпусов Советской армии и как могли бы разворачиваться события, если бы Государственный комитет обороны правильно подошел к созданию главных командований направлений.

Целые битвы на сотни страниц разворачиваются даже на тематических ресурсах в разделах “поговорим о том, о сем”, если речь вдруг заходит об ошибках или, наоборот, успехах Жукова, Ворошилова, Сталина, в конце концов. Общества и движения выдвигают счета к государствам, государства предъявляют друг другу астрономические суммы желаемой компенсации.

Оглашаемые публично миллионы имен тех, кто якобы погиб в гитлеровских концлагерях или из-за злодеяний советских войск, стали постепенно превышать общую численность населения земного шара — но это не смущает сторонников теории «СССР — величайшее зло».

В то же время патриотическое мероприятие современных коммунистов может пройти под лозунгом “Если б Сталин был бы жив” - и никому не приходит в голову, что во всем мире число людей, чей возраст перевалил за 120 лет, весьма невелико, и они не руководят государствами.

С открытием каждого нового архива и c каждой публикацией все более и более откровенных мемуаров выплывают очередные подробности. За сенсациями следуют опровержения, за опровержениями - новые сенсации.

Копья ломаются, георгиевские ленточки плавно превращаются в линялые тряпки, подвешенные к машинам, а воз и ныне там. В том смысле, что прославленные маршалы давно в могилах, а в Великой

Отечественной войне, несмотря ни на что и благодаря много чему, наши отцы, деды и прадеды победили.

А вот мы пока терпим поражение в нынешней войне жестокости и милосердия. Пока мы следом за Прибалтикой упоенно ищем сходства и различия у коммунистов и фашистов, старики-дети-животные продолжают регулярно и мучительно умирать по вине фашистов современных.

Вспоминается грубая, но честная народная поговорка о дураке, который разобьет лоб, если его заставить молиться богу. Знание истории и память о прошлом — вещь, безусловно, полезная, но она не может становиться самоцелью, изучением ради изучения.

И подробный анализ чьих-либо то ли ошибок, то ли гениальных решений многолетней давности не должен мешать замечать ошибки современников. И основное время-силы куда лучше прикладывать не к дискуссиям о точном количестве аэродромов к моменту начала ВОВ и количестве идеальном, а к помощи тем, кто нуждается в ней сейчас. Пока еще не поздно.

Дети и старики не могут ждать сто лет, дабы превратиться в историческое прошлое, которое мы станем упоенно изучать и обсуждать.

Кстати, о прошлом. Известный писатель Варлам Шаламов, узник сталинских лагерей, о чьих последних годах некоторые биографы деликатно умалчивают, прожил эти последние годы в доме престарелых.

Ослепший и оглохший, считающий, что он по-прежнему в тюрьме, писатель был переведен в интернат для психохроников, где и умер от воспаления легких, не получая никакого лечения. Те, кто навещал Шаламова, считают, что вина за его смерть лежит на персонале, который создал старику невыносимые условия и обращался с ним бесчеловечно.

Сейчас на улице Шаламова в Ямме находится... тот самый дом престарелых, который широкая общественность сравнивает с концлагерем. Вот и получается, что для создания достойного будущего недостаточно как следует покопаться в достойном прошлом.

Читать другие колонки Стеллы

Для того чтобы в полной мере оценить достижения "диктатора" Лукашенко, я бы порекомендовала россиянам приезжать в Республику Беларусь на машине. Вы моментально поймете, где заканчивается демократическая РФ и начинается тоталитарная РБ, - по состоянию дорог и земель.

Как только с асфальта исчезнут ямы и выбоины, в которых легко оставить не только колпаки, но и подвеску, и как только заброшенные равнины сменятся распаханными полями, стогами и пасущимися стадами — поздравляем, вы на территории союзного государства.

Впрочем, эффект от прибытия в столицу Белоруссии на поезде может оказаться ничуть не менее ярким. Пять минут удовольствия от чистого и современного вокзала быстро сменяются удивлением: а где, собственно, привычный антураж вокзалов российских?

Где попрошайки, где бомжи, где спящие на лавках алкоголики, где самостийная торговля китайским барахлом с рук, где вездесущие карманники, где шумные компании пьяных подростков, где, в конце концов, армия милиционеров?

Если верить экспертам из международной правозащитной организации Freedom House, то Белоруссия входит в двадцатку самых несвободных стран мира. Кем именно поддерживается эта самая несвобода, я за несколько туристических визитов и полтора месяца проживания пока не обнаружила.

Число милиционеров в Минске либо значительно уступает их количеству в Москве, либо они ловко маскируются с непонятной мне целью. К простым людям не подходят, документы не проверяют, взятки не берут.

Да-да, взятки действительно не берут, я уже пробовала. Работники ГАИ категорически отказываются от предложений "решить вопрос на месте" в случае с нарушениями правил и почему-то не пытаются вымогать деньги под предлогом отсутствия в машине аптечки-огнетушителя-лопаты-клетки-для хомяка, и что там еще у наших идет дальше по списку?

Более того — отказываются от какой-либо "благодарности" врачи в больницах, и даже в реанимации гордо сообщают родственникам пациентов, что они полностью снабжаются всем необходимым, от лекарств и аппаратуры до бытовых мелочей.

Тем, кто привык появляться в московских медицинских учреждениях с бесконечными конвертами и пакетами, перестроиться тяжело. Мне, например, одна из санитарок, утомившись от бесконечных расспросов в духе "а что, и пеленки не нужны?", "а что, и вода не нужна?" вежливо предложила: "Слушайте, а купите вы пачку влажных салфеток, принесите и успокойтесь".

Как же я успокоюсь, если каждое столкновение с белорусской жизнью с непривычки вызывает у меня шок? На третий день после переезда в Минск к моей шестилетней дочке пришла в гости восьмилетняя Анечка из дома напротив и позвала гулять.

Я, конечно, не отпустила, а когда столкнулась с Анечкиной бабушкой, та выразила недоумение: а почему детям нельзя пойти поиграть на площадку? Они, мол, не потеряются, к тому же у них есть мобильные телефоны.

Свободно перемещаются в столице тоталитарной страны не только маленькие девочки, но и взрослые тетеньки — даже поздними вечерами и даже в одиночестве. Впрочем, никакой ночной жизни в привычном для москвички понимании на улицах Минска нет.

В ресторанах и кофейнях надо бронировать столики заранее, особенно в пятницу и в выходные, а вот праздношатающиеся толпы в центре города отсутствуют. Либо виноваты те самые ловко прячущиеся блюстители несвободы, либо даже не знаю…

Толпы отсутствуют и в метро, где нередко удается присесть, как, кстати, и в наземном транспорте. Сами минчане при этом ухитряются на дорожное движение жаловаться: "Вчера на Проспекте Независимости такая пробка была, такая пробка… целых пятнадцать минут стояли!"

Если послушать некоторых белорусов, то у них не только кошмарные пробки, но и буквально вся жизнь просто невыносима. Одной юной леди, например, катастрофически не хватает бутиков известных брендов, ведь нельзя же покупать вещи местного производства, которые не рекламируют в модных глянцевых журналах.

Конечно, нельзя. Ни в коем случае! А то не хватит моим московским друзьям и знакомым, которые, будучи людьми успешными и состоятельными, не любят переплачивать за плохое качество, посему вечно подсовывают мне длинные списки того, что я должна им привезти из Минска.

Честно признаться, ходить с этими списками по магазинам мне немного стыдно. Стоит только набрать сорок плиток белорусского шоколада (который без сои и картона) и дойти до кассы, как в ответ получаешь радостную улыбку:

- А вы, наверное, из Москвы? Возьмите тогда еще наши конфеты, москвичи их ящиками берут.

Ладно, конфеты – это, можно сказать, деликатес. Но когда я впервые попала на вылизанный до блеска рынок с белокурыми продавщицами и попросила отрезать на пробу кусок колбасы, то услышала:

- Конечно, конечно. И сыр еще вот попробуйте, и копченую колбасу попробуйте, это все белорусское, очень вкусное, свежее. Москвичи всегда сумками от нас везут.

Продукты были действительно свежими и вкусными, девушки не обманули.

Но вот мне почему-то вспомнилась старая детская страшилка про СССР, где население из всех областей каждый месяц, а то и чаще, дружно ломится в Москву за колбасой (посмотрела бы я на этот фокус при нынешних тарифах РЖД, не говоря уже про авиабилеты).

В последние годы сторонники этой легенды еще добавляют, что жители столицы регулярно отправляли гуманитарную помощь голодным деревенским родственникам - молоко, творог и яйца в посылках.

Поскольку я пока в разуме, то просить знакомых белорусов паковать для меня увесистые бандероли с нормальной едой без четкой примеси туалетной бумаги не решилась. Дабы не портить репутацию нашей демократической страны, так сказать.

Я предпочла испортить собственную репутацию и уехала в царство тоталитаризма, вопреки идее, что каждый интеллигент обязан регулярно поплевывать в советское прошлое и радоваться просвещенным новым временам.

Хочу жить в полной несвободе, чтобы не бояться выпускать ребенка на улицу, свободно передвигаться самой, стоять в часы пик в кошмарных пятнадцатиминутных пробках, ездить по нормальным дорогам и ходить по чистым улицам.

Еще хочу носить недостаточно брендовую, зато красивую одежду из натуральных тканей, есть вкусное мясо без сои и ГМО и смотреть позитивное белорусское телевидение.

Ах да, еще немного о политической стороне вопроса. Когда мы первый раз прибыли в Минск и ехали от вокзала на такси, то муж надумал поинтересоваться у водителя обстановкой в стране:

- И как тут вам вообще живется? – спросил он.

- Кому как, - ответил уже немолодой, с седыми висками, мужчина. - Кто работать умеет и любит, тому хорошо живется.

- А оппозиция-то есть? – не унимался муж.

- И оппозиция есть, - подтвердил таксист, - кто работать не умеет и не любит – тот и оппозиция. Вот сосед мой, например, уже восемь лет как оппозиция.

Как с работы уволили за пьянку и прогулы – так он и оппозиция. А с тех пор, как за хождение на митинги деньги стали давать – он еще активнее оппозиция. Сам, правда, не знает, кому и как – но все равно оппозиция.

Три года спустя могу признаться: из нашей семьи идти в оппозицию оказалось некому. Так и живем при диктатуре и возвращаться в свободную Россию пока не планируем. Разве что если вдруг надоест работать…

Статья была опубликована в "Правде" в 2009 году.

Читать другие колонки Стеллы

«НА ТЕМУ ФЕТА»

Лондон. Май. Цветы сирени.

Дивный аромат.

И загадочные тени,

И тюльпанов ряд.

Нежность незабудок ранних.

Отблеск серебра,

И иного мира грани.

Легких слов игра.

Лунной ночью сон о лете.

Милые черты.

На неведомой планете

Вместе я и ты.

«ЭГО»

Я люблю грозовое небо,

Когда молнии в тучах бьются,

Я дитя штормового моря,

Мне близки ураган и буря.

Ничьего не прошу совета,

Что, и как, и зачем мне делать,

Я – хозяйка, и я – рабыня,

Своей странной судьбы звенящей,

Я русалкой бывала раньше,

Альбатросом, пантерой черной,

А еще непонятным зверем,

У которого крылья тонки…

И я помню, что после смерти

Двери в Вечность откроет сильный,

Тот, кто вел за собою слабых

И учил их всему, что нужно…

«САТАНА»

Слабый духом законами мерит,

А сильный все осознает сам,

Тьма откроет вам к Истине двери,

А в рай идущий пусть строит храм,

Нет свободы у тех, кто верит,

А я Свободу и Знанья дам.

«К ТЕБЕ»

Мне с детства твердили, что черное грязно,

Учили считать за собою грехи,

Болтали про то, что дурное заразно,

Никто не сумел излечить от тоски.

Пойми меня, Вечная Тьма!

А я рисовала ночными цветами,

Не куклы, а звезды дружили со мной,

И мне говорили: «Ты, верно, не с нами,

Ты слишком горда, смущена Сатаной»

Услышь меня, Мудрая Тьма!

А я ненавидела солнце дневное,

И женщин неярких, и слабых мужчин,

Но мне объясняли: «Пустое, земное,

Нельзя ненавидеть без важных причин!»

Так было, Великая Тьма!

И Богом пугали, и Бабой-Ягою!

Скажите, в каких теперь верить богов?!

Ах, если б вы знали, что тяжко изгою

Жить с вами, как пламя меж вечных снегов!

Спаси меня, Звездная Тьма!

Ступени к Познанью – не к свету ступени,

За что уважать мне семью и страну?

В молчании я преклоняю колени

И душу на блюде тебе протяну –

Прими, Милосердная Тьма!

«ИСПЫТАНИЕ»

На руке бумага горела,

И туманила боль сознанье,

Наполнялось истомой тело

В удовольствии пониманья

Через боль постигалось счастье

И огнем очищался разум

В мимолетной пьянящей власти

Над собою и миром сразу

Человек ли – прошедший это?

Если да, то он выше все же

Тех, кто смотрит на Тьму из света,

Кому вера Знаний дороже.

Призывайте любые силы,

Проклинайте во имя Бога! –

Я себя с собой примирила

И отныне стала свободной!

«ПРОШЛОЕ»

И любовь у нас была – странная,

Пониманья ты хотел искренне,

Говорил мне, будто я – равная,

Говорил мне, будто я – близкая,

Я не верила тебе, ласковый,

Ведь глаза твои всегда темные,

Я не верила тебе страстному,

Потому что ты играл стонами,

А еще, что ты мне лгал – знала я,

Ты меня не обманул томностью,

И просил ты у меня - малого

Отдала я тебе все – полностью…

«С НАДЕЖДОЙ»

Зачем глядите ласково? –

Глаза у Вас бездонные,

Манящие и темные,

Но нету в них тепла;

Опутана контрастами,

Убита безмятежностью,

Сгорев от этой нежности,

Душа моя – зола.

Я Вас прошу – помилуйте!

Не надо равнодушия,

Так страшно быть ненужною,

Так больно быть одной,

Ведь я люблю Вас, милый мой!

Забыть пытаюсь прошлое,

Пытаюсь стать хорошею,

Поверьте мне, родной!

«СЕРЫЕ СТИХИ»

Серая лента безмерного страха,

Серое небо зияет, как рана,

Серые сумерки, серая плаха,

В серой обложке стихи Мандельштама,

Серые звезды над миром ненужным,

Серая, пыльная всходит заря,

Бродят по улицам, серым и скучным,

Серые люди и серая я…

«ЗЕЛЕНЫЕ СТИХИ»

Зеленое счастье прозрачного мая,

Зеленые клены в весеннем меду;

Хмельная весельем, зелено-немая,

Я в город зеленый чуть слышно войду,

Пройду по зеленым бульварам и скверам,

Глаза устремляя в зеленую высь,

Сегодня я буду смеяться без меры –

Зеленые грезы сегодня сбылись!

«КРЕДО»

Не ведаю о мщенье,

О сплетнях за спиной,

Мое предназначенье

В любви земной.

Пускай меня осудят

За грешную игру;

Я знаю все, что будет

И как умру.

«КРИЗИС»

Сломаны крылья,

Скованы руки,

Радости были

Вестью разлуки,

Смелым – отрава,

Видящим – камни,

Чтобы мы правду

Вновь не искали,

Ветер нам вырвет

Песню из горла,

Люди отнимут

Лучшие годы,

Память о прошлом

Дальше и глуше,

Злобным и пошлым

Скованы души,

Молодость-буря –

Горестным дымом,

Черные кудри

Стали седыми,

Вместо браслетов

Тяжкие цепи,

Глухи и слепы,

Руки, как плети –

Руки Творящих Миры…

«ЖИЗНЬ»

Я поднималась из темного моря

Зорькой

Я предвещала начало эпохи

Горькой,

Мне говорили: «Нелегкая доля

Славы»,

Мне завещали надежды и вздохи

Травы,

Мне на Земле обещали пророки

Муки,

Но не узнали тяжелой работы

Руки,

Только в душе сознавала я сроки

С болью,

И застревали, как пули, заботы

В горле,

Мне этот мир показался далеким

Адом,

Только печальные строки поются –

Надо.

Боль мировую здесь лечат жестоким

Смехом,

Я умираю – стихи остаются

Эхом.

«ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА»

Сцепленье не выжать, и пальцы дрожат,

Прощай, мой товарищ, тебя предаю!

Я снова танцую на кромке ножа,

Но больше не верю в свободу свою;

На лезвии бритвы над пропастью лжи

О жизни пою, не считаясь с судьбой;

Научишься с новым хозяином жить –

Теперь нам по разным дорогам с тобой.

В леса убежать? Чтобы домик и пруд?

Но только прощенья предательству нет.

Меня похоронят, тебя разберут,

Из памяти друга изгладится след.

Попытка последняя силу вернуть –

Не выжать сцепленья, и пальцы дрожат.

Осталась лишь боль и не пройденный Путь

И слово осталось. Его не сдержать.

«ГЛАЗА»

Горе давно отболело,

Лицо от слез просветлело,

А дух парит в небесах.

Знакомый видит лишь тело,

А святость – в ее глазах.

«МГНОВЕНЬЕ»

Пока не прорвется слезами страданье

Больными глазами рассматривай рай,

Красиво-печальна тоска ожиданья,

Словами о вечном бесстрашно играй!

Минуты даются тебе на раздумье,

Минуты на отдых, покой, тишину,

Минуты отчаянья, страсти, безумья

Секунда – решенье, вся жизнь – на войну!

А смерть к нам приходит, когда не осталось

Надежды безжалостный мир победить

В боях за спокойствие, нежность и жалость,

За право без боли кого-то любить!

«ОСЕННЯЯ СКАЗКА»

Говорила осень золотая,

Листьями играя расписными.

Мне, недавно выгнанной из рая

За мои проделки озорные,

Напевала сладкие мотивы,

Украшала кудри перламутром

И, обняв за плечи шаловливо,

На заре будила дымным утром,

В лес манила разноцветной кистью:

Подпевать тоскующим воронам,

Собирать узорчатые листья

И молиться величавым кленам,

Подарила странное томленье,

Льдинки и печаль души свободной,

Обещала от любви спасенье

И защиту от зимы холодной.

«ДОРОГА НА ГОЛГОФУ»

Я уже устала ждать спасенья,

Слез мои глаза опять полны.

Будет ли от боли избавленье?

Крест тяжел, а руки так нежны!

Эти пальцы, белые, как вьюга,

Жизнь моя хранила от работ,

В час ночной они ласкали друга

И носили кольца без забот..

Ты, как все, мне дал кольцо на память,

А потом ножом ударил в грудь;

Не дойти… Но главное – не падать!

Я стою, пытаясь отдохнуть.

Счастье – ложь, мечты – пустое бремя,

А любовь – лишь пепел и зола…

– Вот Голгофа! Отдыхать не время!

Молча крест с дороги подняла…

«ИТОГИ»

Есть спасение от лжи –

Дверь открыть – в закат уйти;

В вихре страсти вечно жить

После долгого пути,

Ночь огромная чиста,

Ты обратно не зови,

И как дважды два проста

Теорема о любви,

Мной доказана она

От начала до конца,

В вечности ничья жена,

Больше не ношу кольца.

В небесах – моя луна,

Звезды светят только мне,

Незаметно тишина

Притаилась на окне.

Лампы бледное пятно

Отражает чью-то боль,

Жизнь – бездарное кино,

У меня чужая роль.

* * *

Я надену "вдовий камень",

Розовый александрит,

Скрытых чувств забытый пламень

Изнутри звездой горит,

Туфли новые обую,

И, не зная ничего,

На прощанье поцелую

На иконе лик Его,

Я устала лицемерить,

Надоела пошлость драм,

Я опять умею верить

И приду в наш тихий храм,

Помолившись на Распятье

И неясных чувств полна,

Я в любимом черном платье

Побреду гулять одна,

Принят Богом дар несмелый,

Стихла боль от старых ран,

Лишь на вене змейкой белой

С пульсом бьется тонкий шрам.

«К Гумилеву»

Вы писали о том, что прекрасно и близко,

Вы дарили стихи, рассыпая цветы,

Опуститесь на дно, посмотрите, как низко

Пали мы, поколение Вашей мечты,

Мы погрязли в болезнях спешащего века,

Наши уши не слышат в лесу тишину,

Мы забыли, что сладко стрелять в человека,

И, как Вы, возвращаться домой – на войну,

Где под грохот шрапнели слагать свои песни,

Эти странные сны о далеких мирах,

Выбирать для себя небеса интересней

И лелеять мечты о морях и штормах,

Мы забыли баллады, забыли молитвы,

Наши души уныньем и ленью губя,

И исчезли навеки пьянящие битвы,

Мы от скуки теперь убиваем... себя.

* * *

Я похожа на ребенка, на игривого котенка,

На кого, кто к яркой свечке пробирается бочком,

Любопытство всех губило, нас исправит лишь могила –

Он бесстрашно тронет пламя шаловливым язычком,

Очень больно обожгется, в темный уголок забьется,

Будет долго тихо плакать, будет воду жадно пить,

Кто-то только улыбнется иль злорадно засмеется –

Ведь не всем на этом свете дан талант других любить,

Глупый котик белоснежен - в сердце мягок он и нежен,

Или счастье или опыт – то, что ближе выбирай,

Кто мудрее – пусть смеется, их блаженство не коснется,

Унаследует наивный долгожданный теплый рай.

* * *

Замело снеговою порошей

На озерной дорожке наш след,

Ты хороший, ты очень хороший,

И нежнее, наверное, нет,

Только Он почему-то роднее,

И глаза, и ресницы, и рот,

С каждым днем я люблю все сильнее,

Понимая, что Он не придет.

Под окном у Судьбы побирушка,

Я прошу пониманья на грош,

Для Него я – всего лишь игрушка,

Он с тобой добротою не схож,

Умоляю, не верь мне, послушай -

Я к Нему попытаюсь уйти,

Ты хороший. Клянусь, самый лучший,

Но не Он. Если можешь – прости.

«Путь в никуда»

Иногда мне так страшно бывает,

Я - упавшая с неба звезда,

Ночь манит за собою, кивает,

Приглашая опять в никуда,

Вновь ожили угасшие чувства

И вино на тетрадь пролилось,

А любви нашей грешной искусство

Слишком дорого в прошлом далось,

Мы наивными были когда-то,

Но теперь узелок развяжи,

Я уйду за пьянящим закатом

От привычной безветренной лжи,

Обмануть никого не посмею,

Я устала играть, не любя.

Я не плачу – ведь я не умею,

Просто я ненавижу себя.